В последнее время как в зарубежной, так и отечественной печати появляются статьи о возможности исключения проблематики противоракетной обороны из числа дестабилизирующих факторов в стратегическом балансе России и США. Фактически такой подход согласуется с существующей в настоящее время американской позицией: дескать, разворачиваемые США системы стратегической противоракетной обороны (ПРО) никакой угрозы России не представляют.

ПОЗИЦИЯ МОСКВЫ НЕИЗМЕННА

Президент России Владимир Путин в интервью агентству «Блумберг» 1 сентября 2016 года очень ясно обозначил российскую позицию:

«Мы говорили о том, что нужно вместе решать вопросы, связанные с системами противоракетной обороны, и сохранить или модернизировать Договор о противоракетной деятельности. Соединенные Штаты в одностороннем порядке вышли из Договора по ПРО и развернули активное строительство стратегической системы противоракетной обороны, именно стратегической системы как части своих стратегических ядерных сил, вынесенных на периферию, перешли к строительству позиционных районов в Румынии и затем в Польше.

Тогда, на первом этапе, как вы помните, делали это со ссылкой на иранскую ядерную угрозу, потом с Ираном подписали договор, в том числе Соединенные Штаты, ратифицировали уже сейчас, никакой угрозы нет, а позиционные районы продолжают строить.

Вопрос – против кого? Нам тогда говорили: «Мы не против вас». А мы отвечали: «Но мы тогда будем совершенствовать наши ударные системы». А нам ответили: «Делайте, чего хотите, мы будем считать, что это не против нас». Мы это и делаем. Сейчас видим, что когда у нас кое-что начало получаться, наши партнеры забеспокоились, говорят: «Как же так? Что ж там происходит?» Почему был такой ответ в свое время? Да потому что никто не думал, наверное, что мы в состоянии это сделать.

В начале 2000-х годов на фоне полного развала оборонно-промышленного комплекса России, на фоне, прямо скажу, низкой, мягко говоря, боеспособности Вооруженных сил в голову никому не приходило, что мы в состоянии восстановить боевой потенциал Вооруженных сил и воссоздать оборонно-промышленный комплекс. У нас же наблюдатели из США сидели на наших заводах по производству ядерного оружия.Вот такой был уровень доверия. И потом эти шаги – один, второй, третий, четвертый… Мы же должны как-то на это реагировать. А нам все время говорят: «Это не ваше дело, это вас не касается, а это не против вас».

В связи с этим представляется целесообразным напомнить историю переговоров по контролю над вооружениями в области ПРО. Важно отметить, что проблема взаимосвязи наступательных и оборонительных вооружений является основополагающей, сопровождающей все переговоры по сокращению стратегических вооружений. И первыми проблему ПРО в свое время, как ни удивительно, подняли сами же американцы».

НАЧАЛО ПЕРЕГОВОРОВ ПО ОГРАНИЧЕНИЮ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ВООРУЖЕНИЙ

По мнению Георгия Марковича Корниенко, первого заместителя министра иностранных дел СССР в 1977–1986 годы, который в течение длительного времени курировал проблематику разоружения, высказанному в его книге «Холодная война. Свидетельство ее участника»: «Воздействие Карибского кризиса на дальнейшие отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами было неоднозначным. В известной мере кризис подстегнул гонку вооружений между ними. Что касается Советского Союза, кризис укрепил его руководство в стремлении достичь ракетно-ядерного паритета с США путем форсированного наращивания стратегических вооружений. Ибо было ясно, что при почти двадцатикратном преимуществе, которое имели США в области стратегических вооружений на момент Карибского кризиса, они были хозяевами положения. И если не в этом, так в каком-то другом случае при каком-то другом президенте подобное соотношение сил могло бы иметь более тяжелые последствия для Советского Союза, чем в случае с Кубой.

В данном случае подтвердилась русская пословица «Нет худа без добра». Взглянув в лицо ядерной опасности, лидеры обеих стран прониклись пониманием необходимости предпринять шаги, направленные на уменьшение вероятности ядерной войны.

Ясно, что подобные изменения в умонастроениях американского и советского лидеров, а также их окружения обещали возможные положительные изменения в политике и в ее практической реализации. Однако только к концу 1966 года администрация США окончательно пришла к выводу, что наступило время для серьезных переговоров с Москвой по ограничению стратегических вооружений. В декабре 1966 года президент Линдон Джонсон согласился с предложением своего министра обороны Роберта Макнамары запросить у конгресса ассигнования на создание системы ПРО, но не расходовать их до тех пор, пока не будет «прозондирована идея проведения переговоров с Москвой».

Предложение Макнамары касалось объявленной им в 1963 году программы «Часовой», которая должна была обеспечить защиту от ракетных ударов значительной части континентальной территории США. Предполагалось, что система ПРО будет двухэшелонной, состоящей из высотных, дальних ракет-перехватчиков LIM-49A «Спартан» и противоракет ближнего перехвата «Спринт», связанных с ними РЛС «PAR» и «MAR». Позднее американские руководители признали наличие ряда трудностей, связанных с этой системой.

Здесь также стоит вспомнить, что работы в области ПРО в СССР и США начались практически в одно и то же время – сразу после Второй мировой войны. В СССР в 1945 году был задействован проект «Анти-Фау». Для этого при ВВА им. Н.Е. Жуковского было создано Научно-исследовательское бюро спецтехники во главе с Г. Можаровским, задачей которого была проработка возможности противодействия баллистическим ракетам типа «Фау-2». Работы на этом направлении не прекращались и велись довольно успешно, что позволило в последующем создать систему ПРО вокруг Москвы. Успехи СССР в этой области вдохновили Хрущева заявить в 1961 году в свойственной ему манере о том, «что у нас есть умельцы, способные попасть в муху в космосе».

Но вернемся к «исходнику». Провести зондаж поручалось послу США в СССР Льюэллину Томпсону. В письме Джонсона от 27 января 1967 года, которое Томпсон привез в Москву, действительно содержалось предложение начать переговоры с обсуждения проблемы ПРО. В дальнейшем в связи с тем, что в американской прессе было обнародовано содержание письма, на пресс-конференции 9 февраля 1967 года в ходе визита Алексея Николаевича Косыгина в Великобританию журналисты стали закидывать его вопросами, готов ли СССР отказаться от создания ПРО вообще или ввести какие-то ограничения на ее развертывание? Поскольку позиция в Москве еще не была сформирована, Косыгин давал уклончивые ответы на вопросы журналистов, выразив мнение, что главную опасность представляет наступательное, а не оборонительное оружие.

Тем временем в Москве в ходе проработки вырисовывалась более сбалансированная формула – начать переговоры с вопроса по ПРО. При этом выдвигалось контрпредложение: обсуждать одновременно ограничения и на наступательные, и на оборонительные системы стратегического оружия. И уже 18 февраля Томпсон информировал Косыгина о готовности США вести диалог. В конце февраля в ответе Косыгина на письмо Джонсона подтверждалось согласие правительства СССР начать переговоры по ограничению наступательных и оборонительных ядерных ракет.

Общей предпосылкой для вступления СССР и США в серьезные переговоры по проблеме ограничения стратегических вооружений было осознание обеими сторонами опасности бесконтрольной гонки таких вооружений и ее обременительности. Вместе с тем, как подмечает Корниенко, «у каждой стороны был и свой особый побудительный мотив к таким переговорам. У США – желание предотвратить ситуацию, когда Советский Союз, напрягая все свои возможности, стал бы в чем-то поджимать США, вынуждая их корректировать свои программы сверх того, что они сами планировали. У СССР – опасения, как бы еще больше не отстать в гонке вооружений от США ввиду их более широких материальных и технологических возможностей».

Но и после обмена письмами между Джонсоном и Косыгиным скорого начала переговоров не последовало. Главной причиной затяжки была неблагоприятствовавшая обстановка, связанная с войной во Вьетнаме. Так или иначе, в ходе встречи Косыгина с Джонсоном во время июньской сессии ГА ООН серьезного разговора по стратегическим вооружениям не получилось. Джонсон и присутствовавший на беседе Макнамара снова сделали основной упор на ПРО. Косыгин в ходе второй беседы заявил: «Видимо, сначала нужно, чтобы мы с вами поставили конкретную задачу по сокращению всех вооружений, включая как оборонительные, так и наступательные». После чего снова наступила длительная пауза – до 1968 года.

28 июня 1968 года в докладе Андрея Андреевича Громыко на сессии Верховного Совета СССР было прямо сказано о готовности советского правительства обсудить возможные ограничения и последующие сокращения стратегических средств доставки ядерного оружия – как наступательного, так и оборонительного, включая противоракеты. Вслед за этим 1 июля американцам была передана памятная записка по этому вопросу. В тот же день президент Джонсон подтвердил готовность США вступить в переговоры. В результате в 1972 году были подписаны Договор по противоракетной обороне и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1).

Эффективности советско-американских переговоров по вопросам разоружения в 70-е годы способствовало то, что для наблюдения за ними и определения позиций была создана специальная комиссия Политбюро. В ее состав вошли Д.Ф. Устинов (в то время секретарь ЦК, председатель комиссии), А.А. Громыко, А.А. Гречко, Ю.В. Андропов, Л.В. Смирнов и М.В. Келдыш. Материалы для рассмотрения на заседаниях комиссии готовились рабочей группой, созданной из ответственных работников соответствующих ведомств.

К осознанию важности подписания Договора по ПРО стороны пришли не сразу. Понимание целесообразности фактического отказа от противоракетной обороны, конечно же, созревало у обеих сторон нелегко. В США к пониманию пагубности создания широкомасштабных систем ПРО пришли вначале министр обороны Макнамара и госсекретарь Раск, а вслед затем и президент Джонсон. У нас этот путь был более тернист. По убеждению Корниенко, выраженному в книге «Глазами маршала и дипломата», лишь благодаря академику М.В. Келдышу, к мнению которого весьма прислушивались Л.И. Брежнев и Д.Ф. Устинов, удалось убедить высшее политическое руководство в перспективности идеи отказа от широкой системы ПРО. Что касается Брежнева, то, как ему показалось, он просто принял на веру то, что говорилось Келдышем, но так до конца и не проникся пониманием существа указанной проблемы.

Договор между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 года занял особое место среди советско-американских соглашений по контролю над вооружениями – как решающий фактор стратегической стабильности.

ПРОГРАММА СОИ

Логика договора по ПРО, как представляется, проста – работы по созданию, испытанию и развертыванию системы ПРО чреваты бесконечной гонкой ядерных вооружений. Согласно ей каждая сторона отказалась от создания широкомасштабной противоракетной обороны своей территории. Законы логики имеют неизменный характер. Потому-то указанный договор и был заключен как бессрочный.

С приходом к власти администрации Рейгана произошел отход от этого понимания. Во внешней политике был исключен принцип равенства и одинаковой безопасности и официально провозглашен силовой курс в отношениях с Советским Союзом. 23 марта 1983 года президент США Рейган заявил о начале научно-исследовательских работ с целью изучения дополнительных мер против межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Осуществление этих мер (размещение перехватчиков в космосе и т.п.) должно было обеспечить защиту всей территории США. Тем самым администрация Рейгана, уповая на американские технологические преимущества, решила достичь военного превосходства США над СССР размещением оружия в космосе. «Если нам удастся создать систему, которая сделает советские вооружения неэффективными, мы сможем вернуться к ситуации, когда США были единственной страной, обладающей ядерным оружием», – так министр обороны США Каспар Уайнбергер прямолинейно определил цель американской программы «Стратегической оборонная инициатива» (СОИ).

Но на пути реализации программы стоял Договор по ПРО, и американцы начали его расшатывать. Вначале Вашингтон изображал дело таким образом, будто СОИ – всего лишь безобидная исследовательская программа, никак не затрагивающая Договор по ПРО. Но для ее практической реализации нужно было предпринять другой маневр – и появилось «расширительное толкование» Договора по ПРО.

Суть этого толкования сводилась к утверждению, будто предусмотренный статьей V договора запрет на создание (разработку), испытания и развертывание систем и компонентов ПРО космического и других видов мобильного базирования распространяется только на те компоненты ПРО, которые существовали на момент заключения договора и перечислены в его статье II (противоракеты, пусковые установки для них и радиолокационные станции определенного типа). Системы же и компоненты ПРО, создаваемые по программе СОИ, будучи основаны на иных физических принципах, могут, дескать, разрабатываться и испытываться без всяких ограничений, в том числе в космосе, и лишь вопрос о пределах их развертывания подлежал бы согласованию между сторонами. При этом делались ссылки на одно из приложений к Договору, где упоминаются средства ПРО такого нового типа (Заявление «Д»).

Юридическая несостоятельность подобного толкования исходила из точного прочтения текста Договора по ПРО. В его статье II есть четкое определение: «Для целей настоящего Договора системой ПРО является система для борьбы со стратегическими баллистическими ракетами или их элементами на траекториях полета». Таким образом, определение это носит функциональный характер – речь идет о любой системе, способной поражать ракеты.

Такое понимание излагалось всеми администрациями США, включая рейгановскую, в ежегодных докладах конгрессу вплоть до 1985 года – до тех пор, пока в темных закоулках Пентагона не было изобретено упомянутое «расширительное толкование». Как указывает Корниенко, это толкование было состряпано в Пентагоне, в аппарате заместителя министра обороны Ричарда Перла, известного своей патологической ненавистью к Советскому Союзу. Именно по его поручению Ф. Кунсберг – нью-йоркский юрист, занимавшийся до тех пор лишь делами, касавшимися порнографического бизнеса и мафии, – потратив менее недели на «изучение» материалов, относящихся к Договору по ПРО, сделал «открытие», которое и потребовалось его заказчику. По свидетельству газеты «Вашингтон пост», когда Кунсберг изложил Перлу результаты своих «изысканий», последний аж подпрыгнул от радости, так что «чуть не упал со стула». Такова история незаконнорожденного «расширительного толкования» Договора по ПРО.

В дальнейшем программа СОИ из-за технических и политических трудностей была свернута, но она создала благодатную почву для дальнейшего подтачивания Договора по ПРО.

Нельзя не отдать должное американцам в том, что они всегда жестко отстаивают свои национальные интересы. Это касалось и выполнения СССР Договора по ПРО. В июле-августе 1983 года разведслужбы США обнаружили, что в районе Абалаково под Красноярском, примерно в 800 километрах от государственной границы СССР, возводится крупная РЛС.

В 1987 году США заявили о нарушении СССР Договора по ПРО, по которому подобные станции могли размещаться только по периметру национальной территории. Географически станция на самом деле не находилась на периметре, как это можно было толковать по Договору, и это давало повод думать об ее использовании в качестве РЛС для объектовой ПРО. В Союзе таким единственным объектом в соответствии с Договором была Москва.

В ответ на американские претензии Советский Союз заявил, что узел ОС-3 предназначается для наблюдения за космическим пространством, а не для раннего предупреждения о ракетном нападении, и, следовательно, совместим с Договором по ПРО. Кроме того, еще ранее было известно о серьезном нарушении Договора со стороны США, разместивших свои РЛС в Гренландии (Туле) и Великобритании (Файлингдейлс) – по большому счету, далеко за пределами национальной территории.

4 сентября 1987 года станция была проинспектирована группой американских специалистов. По состоянию на 1 января 1987 года строительство технологических помещений РЛС было закончено, начались монтажно-наладочные работы; затраты на строительство составили 203,6 млн руб., на закупки технологического оборудования – 131,3 млн руб.

Инспекторам показали весь объект, ответили на все вопросы и даже разрешили сделать фотоснимки на двух этажах передающего центра, где не было технологической аппаратуры. По итогам инспекции они доложили спикеру Палаты представителей конгресса США, что «вероятность использования Красноярской станции в качестве РЛС ПРО крайне низка».

Такую нашу открытость американцы расценили как «беспрецедентный» случай, а их доклад предоставил козыри для советских переговорщиков по данной тематике.

Однако на встрече министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе с госсекретарем США Джеймсом Бейкером в Вайоминге 22–23 сентября 1989 года было объявлено о согласии советского руководства ликвидировать Красноярскую РЛС без предварительных условий. В последующем в своем выступлении в Верховном Совете СССР 23 октября 1989 года Шеварднадзе, коснувшись вопроса о Красноярской РЛС, аргументировал это следующим образом: «Четыре года мы разбирались с этой станцией. Нас обвинили в том, что она является нарушением Договора по противоракетной обороне. Не сразу руководству страны стала известна вся истина».

По его словам, получается, что руководство СССР до этого вообще не знало о возможном нарушении. Опровержение по этому факту дает Корниенко в своих воспоминаниях, утверждая, что «Шеварднадзе просто сказал неправду. Я сам докладывал ему истинную историю с Красноярской РЛС еще в сентябре 1985 года, перед поездкой в США, назвав при этом помощнику министра номер официального документа за 1979 год по этому вопросу». Раскрывает он также истинную сущность документа. Решение о строительстве РЛС – системы предупреждения о ракетном нападении в районе Красноярска, а не гораздо севернее, в районе Норильска (что соответствовало бы Договору по ПРО), было принято руководством страны по соображениям экономии средств на ее строительство и эксплуатацию. При этом было проигнорировано мнение руководства Генштаба, зафиксированное в документе, о том, что строительство этой РЛС в районе Красноярска даст США формальные основания обвинять СССР в нарушении договора по ПРО. Важным же аргументом сторонников принятия такого решения было то, что США тоже действовали в нарушение Договора, развертывая аналогичные РЛС в Гренландии и Великобритании, то есть вообще вне своей национальной территории.

В 1990 году был начат демонтаж РЛС, затраты на который оценивались в сумму свыше 50 млн руб. Только для вывоза аппаратуры потребовалось 1600 вагонов, выполнено несколько тысяч машинорейсов до станции погрузки Абалаково.

Таким образом, было принято наиболее легкое, не требующее каких-либо усилий в отстаивании национальных интересов решение – Михаил Горбачев и Эдуард Шеварднадзе просто пожертвовали Красноярской РЛС и не обусловили этого аналогичными действиями США в отношении их РЛС в Гренландии и Великобритании. В связи с этим Корниенко подчеркивает, что весьма меткая оценка линии поведения Шеварднадзе была дана газетой «Нью-Йорк таймс» вскоре после его ухода с занимаемого им поста. «Американские переговорщики, – писала газета, – признают, что их избаловали в те дни, когда очень услужливый г-н Шеварднадзе был министром иностранных дел и каждый спорный вопрос, похоже, решался так, что Советы уступали 80%, а американцы – 20».

ВЫХОД ИЗ ДОГОВОРА ПО ПРО

В 1985 году впервые было заявлено о готовности СССР пойти на 50-процентное взаимное сокращение ядерных вооружений. Все последующие советско-американские переговоры по выработке Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1) велись в увязке с Договором по ПРО.

В мемуарах маршала Советского Союза Сергея Федоровича Ахромеева указывается, что «именно исходя из такой твердой увязки предстоящих сокращений СНВ с выполнением обеими сторонами Договора по ПРО 1972 года министр обороны Сергей Леонидович Соколов и начальник Генерального штаба дали тогда согласие на столь существенные изменения в нашей позиции».

И здесь нашла коса на камень. В результате советской стороне с трудом удалось зафиксировать в Договоре СНВ-1 незыблемость сохранения Договора по ПРО лишь в виде одностороннего заявления.

Настрой американцев на скорейший слом стратегического паритета еще больше усилился после распада Советского Союза. В 1992 году, первом году нахождения на посту президента Бориса Николаевича Ельцина, был заключен Договор СНВ-2. Этим договором предусматривалась ликвидация всех МБР с разделяющимися головными частями индивидуального наведения, которые в СССР составляли основу стратегического ядерного потенциала, последующий запрет на создание, производство и развертывание таких ракет. Уменьшалось втрое и суммарное количество ядерных боеголовок на всех стратегических носителях обеих сторон. В ответ на выход США из Договора по ПРО 1972 года Россия вышла из СНВ-2, который был впоследствии заменен на Договор СНП от 24 мая 2002 года.

Итак, американцы шаг за шагом шли к намеченной цели. Тем более угроза постсоветского ядерного потенциала стала восприниматься США на минимальном уровне. Збигнев Бзежинский в своей книге «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство» подчеркивает, что российские ракеты «попали в сферу внимания американских служб по демонтажу оружия, ибо США стали предоставлять деньги и методики по обеспечению безопасного складирования некогда внушающих ужас советских ядерных боеголовок. Превращение советского ядерного потенциала в объект, обслуживаемый американской системой защиты, свидетельствовал о том, до какой степени ликвидация советской угрозы стала свершившимся фактом.

Исчезновение советского вызова, совпавшего с впечатляющей демонстрацией возможностей современной американской военной техники в ходе войны в Персидском заливе, естественным образом привело к восстановлению уверенности общества в уникальной мощи Америки». После «победы» в холодной войне Америка почувствовала себя вновь неуязвимой и к тому же обладающей глобальным политическим могуществом. И в американском обществе сформировалось мнение об исключительности Америки, о чем неоднократно заявляли последние президенты США. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы». (Евангелие от Матфея, Глава 5).

Ранее же заключенные Договор по ПРО и соглашения по СНВ являлись признанием того, что после Карибского кризиса американцы ошеломляюще осознали, что безопасность Америки в ядерный век больше не находится исключительно в их руках. Поэтому-то для обеспечения равной безопасности необходимо было договариваться с опасным противником, который также проникся пониманием взаимной уязвимости.

Вопрос о выходе США из Договора по ПРО ускорился после 11 сентября, когда башни-близнецы в Нью-Йорке подверглись воздушному нападению. На этой волне общественного мнения сначала администрация Билла Клинтона, а затем Джорджа Буша-младшего начали работы по созданию национальной системы ПРО, чтобы устранить озабоченности, главным образом, как было заявлено, угрозы нападения со стороны «государств-изгоев», таких как Иран или Северная Корея. К тому же достоинства ПРО отстаивали заинтересованные круги, связанные с аэрокосмической промышленностью. Технически инновационные оборонительные системы, призванные устранить жестокую реальность взаимной уязвимости, выглядели по определению привлекательным и своевременным решением.

В декабре 2001 года президент США Дж. Буш-младший объявил о выходе (через шесть месяцев) из Договора по ПРО, и тем самым была ликвидирована последняя преграда. Таким образом, Америка вышла из устоявшегося порядка, создав ситуацию, напоминающую «игру в одни ворота», когда противоположные ворота в связи сильной защитой и со слабостью противника, не имеющего наступательного потенциала, полностью непробиваемы. Но этим решением США вновь раскрутили маховик гонки стратегических вооружений.

В 2010 году был заключен договор СНВ-3. Россия и США на треть сокращают ядерные боезаряды и более чем в два раза – стратегические носители. При этом США в ходе его заключения и ратификации предприняли все действия, чтобы устранить любые препятствия, стоящие на пути создания «непроницаемой» глобальной системы ПРО.

В основном традиционные дилеммы XX века остались неизменны и в XXI веке. Силовой фактор еще остается одним из решающих в международной политике. Правда, они претерпевают качественные изменения. После окончания холодной войны в США и в целом на Западе преобладал победно-патерналистский подход к отношениям с Россией. Такой подход означал неравенство сторон, а отношения строились в зависимости от того, в какой мере Россия готова следовать в фарватере США во внешних делах. Положение усугублялось еще больше тем, что в течение многих лет подобная линия Запада не встречала противодействия со стороны Москвы. Но Россия встала с колен и вновь заявила о себе как великая мировая держава, восстановила ОПК и мощь Вооруженных сил и, наконец, заговорила своим собственным голосом в международных делах, настаивая на соблюдении военного и политического равновесия как предпосылки безопасности в мире.