Продолжаем рассказ об истории Великой Отечественной войны и странных вещах, происходивших в ее начале с советской артиллерией.

Да, потери матчасти советской артиллерии в начале войны были огромными. К 1 сентября 1941 года потеряно порядка 7,8 тысячи противотанковых 45-мм и 3 тысяч дивизионных 76-мм пушек. Немцы же к первым числам сентября безвозвратно потеряли 760 танков (кроме того, были потеряны 38 «вооруженных» макетом пушки так называемых командирских танков и 141 пулеметная танкетка Pz-I).

Возможно ли такое соотношение потерь танков и противотанковых орудий на поле боя, да еще и в ситуации, когда две трети парка составляют легкие танки с противопульным бронированием?

Разумеется, не только в бою с танками противника может погибнуть противотанковая пушка, так ведь и для немецких танков встреча с «сорокапяткой» не была единственной причиной потерь! Про уничтожение сотен вражеских танков отчитались и командиры советских авиационных дивизий, и командиры механизированных корпусов, а какое-то число немецких танков подорвалось на минах, завязло в болотах, да и злосчастными бутылками их поджигали не только в кино…

Стоит отметить, что в последнее время, после того как конкретные вопросы о наличии и использовании летом 1941 года средств противотанковой обороны стали обсуждаться публично, вновь оживилась версия о том, что все эти тысячи пушек и миллионы бронебойных выстрелов ни к черту не годились, ничего не пробивали, а 45-мм БР снаряды крошились на цементированной броне немецких танков и пр. Разговоры эти имеют давнюю историю:

«Приказ войскам Западного фронта № 024 от 10 августа 1941 г.

Произведенная в присутствии Военного Совета фронта практическая стрельба из 45-мм пушки по немецким малым и средним танкам показала, что воображаемая особая прочность фашистских танков создается лишь трусами и паникерами. Вместо хорошей организации огня и его ведения такие люди расходуют большое количество снарядов, не нанося должного поражения танкам противника, и, оправдывая свою трусость, разводят вражескую теорию о неуязвимости фашистских танков.

На самом деле проведенная стрельба из 45-мм орудий бронебойным снарядом показывает, что при правильной организации и точности ведения огня первое же попадание в танк противника наносит поражение и немедленно выводит из строя танк и его экипаж. Установлено, что попадание из 45-мм пушки бронебойным снарядом пробивает броню малых и средних танков противника.

Исключением является лишь лобовая часть корпуса среднего танка, для пробития которой требуются 2–3 прямых попадания… Опыт также показывает, что хорошо приготовленный орудийный расчет, способный спокойно и с выдержкой вести меткий огонь, может и должен каждыми двумя-тремя снарядами уничтожить танк врага…»

Конечно, следует принять во внимание и обстановку, в которой писался этот приказ, и задачи, которые он должен был решать. Едва ли соответствовало реальности заявление про «два-три снаряда, которыми можно и должно…» Но в любом случае, если уж и не трех снарядов, так одной десятой от общего числа бронебойных выстрелов, сосредоточенных в западных округах, должно было хватить для полного и многократного уничтожения всей бронетехники врага.

Что же касается 45-мм противотанковой пушки, то она простояла на вооружении Красной армии до самого конца войны, а вплоть до декабря 1944 года и вовсе была единственным типом ПТО в составе штатного вооружения стрелковой дивизии.

Да, в 1942 году эту пушку существенно модернизировали, начальная скорость снаряда возросла на 15 процентов, повысилось и качество изготовления БР снарядов, однако эти проценты смотрятся очень скромно на фоне тех радикальных изменений, которые к концу войны произошли в танковом парке противника: легкобронированная «мелочь» исчезла полностью, лобовую броню самого массового танка вермахта (Pz-IV) довели до 80 мм, а немецкие танки новых типов (Pz-V «Пантера» и Pz-VI «Тигр») были похожи на танкетки 41-го, как дикий кабан похож на домашнего поросенка…

Очень серьезные намерения

Столь же странной выглядит и история использования всех прочих (не только бронебойных) артиллерийских боеприпасов. Вот, например, самая массовая в Красной армии 122-мм гаубица, накануне войны – основа огневой мощи дивизионной артиллерии (а после пересмотра/сокращения штатного расписания, состоявшегося летом 1941 года, так и просто единственный оставшийся на вооружении стрелковой дивизии тип гаубицы).

К началу войны непосредственно в западных приграничных округах (не считая «занаряженных» для них запасов центра) было сосредоточено 3 миллиона 380 тысяч выстрелов к 122-мм гаубице. Более 10 боекомплектов для каждого из находившихся там 4071 орудия. 10 боекомплектов в округах – это две фронтовые наступательные операции, обеспеченные по щедрым нормам. Если уж не до Берлина, так до Познани и Бреслау должно было хватить. А там и новые эшелоны с боеприпасами из тыла подвезут; было и что везти – всего в СССР к началу войны было накоплено 6,7 миллиона выстрелов к 122-мм гаубице, а план производства на 1941 год предусматривал выпуск еще 3,6 миллиона выстрелов.

Или вот такие цифры:

На эту же цифру – 3 миллиона 380 тысяч гаубичных снарядов – можно взглянуть и под другим углом зрения. По установленным на основании практического опыта в конце войны нормативам (а нормативы эти многократно превосходили довоенные представления) для уничтожения всех огневых средств пехотной дивизии вермахта (к числу которых были отнесены 613 ручных и станковых пулеметов, 138 минометов и 89 орудий всех типов) требовалось 50,4 тысячи снарядов 122-мм гаубицы. Таким образом, находившегося в западных округах запаса выстрелов должно было с избытком хватить на половину всей немецкой армии вторжения.

И не надо думать, что вторую половину ждала лучшая судьба – кроме 122-мм выстрелов в западных округах было накоплено еще и 2 миллиона 786 тысяч гораздо более мощных (вес осколочно-фугасной гранаты 40 кг против 22 кг у 122-мм гаубицы) шестидюймовых выстрелов к 152-мм гаубицам и гаубицам-пушкам. 13 боекомплектов на каждое из 3558 тяжелых орудий. А для окончательной «зачистки» местности – 7,2 миллиона выстрелов к 76-мм полковым, горным и дивизионным пушкам и 6,1 миллиона выстрелов к 82-мм минометам (9,3 боекомплекта на каждый из 7298 минометов).

Заслуживают самого пристального внимания и сосредоточенные в приграничных округах 490 гаубиц Б-4 и 234 тысячи выстрелов к ним. 203-мм гаубица Б-4 – это огромное чудище на гусеничном лафете с весом в походном положении 19 тонн. 203-мм гаубица бросала 100-кг снаряд на дальность в 18 километров и предназначалась для разрушения особо прочных железобетонных и броневых оборонительных сооружений (специальный бетонобойный снаряд пробивал перекрытие ДОТа толщиной в 1 метр).

В 1944 году в ходе грандиозных по масштабу наступательных операций Красная армия израсходовала 168 тысяч 203-мм выстрелов. В среднем – по 17 тысяч на каждый из «десяти сталинских ударов». Наличие 234 тысяч таких снарядов в приграничных округах (12 боекомплектов на каждую гаубицу) молча, но твердо свидетельствует об исключительной серьезности намерений советского военно-политического руководства…

«Из-за невозможности использования…»

Как же были использованы эти горы боеприпасов? Отдадим должное советским историкам – они никогда и не говорили, что в июне 41-го миллионы снарядов и мин обрушились на головы немецко-фашистских захватчиков. В популярных книжках для «простых советских людей» просто объяснялось, что «история отпустила нам мало времени», снарядов не хватало, одна винтовка на двоих. В своих совершенно правильных воспоминаниях генерал И. В. Болдин (в начале войны – заместитель командующего Западного фронта) пишет: «На пятые сутки войны, не имея боеприпасов, войска вынуждены были отступить и разрозненными группами разбрелись по лесам».

Итак, если верить вполне официальной статистике (в данной статье использовались главным образом сведения из монографии «Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.», изданной Главным артиллерийским управлением в 1977 году под грифом «Секретно», в первые шесть месяцев войны артиллерия Красной армии просто не успевала расходовать имеющиеся боеприпасы! Естественным (с точки зрения простой арифметики) результатом этого стало то, что наличный остаток боеприпасов на конец года многократно превзошел боевой расход.

В серьезных закрытых исследованиях упор делался на описание огромных, практически непреодолимых трудностей с вывозом боеприпасов на восток: «В связи с отступлением наших войск многие базы и склады из-за невозможности использования и эвакуации были либо взорваны, либо оставлены… В Западном ОВО из прифронтовой полосы удалось эвакуировать всего около 2000 вагонов материальных средств… По данным ГАУ, удалось эвакуировать только 11 из 40 артиллерийских складов, расположенных по линии Ленинград, Нежин, Кременчуг…»

Будучи абсолютным дилетантом в военном деле, я не могу понять – зачем надо вывозить боеприпасы из зоны боевых действий? Боеприпасы – это запасы для боя. Неужели в бою и операции они могут быть лишними? Настолько лишними, что от них приходится с величайшими усилиями избавляться? И это в ситуации, когда «не имея боеприпасов, войска разрозненными группами разбредаются по лесам…» А что означает фраза «из-за невозможности использования»? Невозможно съесть за один день 10 сутодач продовольствия, невозможно залить в бак танка даже один лишний литр горючего сверх конструктивно обусловленного объема, но что может помешать использовать артвыстрелы по их прямому назначению?

Боекомплект – это «расчетная снабженческая единица», к техническим возможностям орудия она прямого отношения не имеет. Ресурс ствола позволяет отстрелять многие десятки боекомплектов; в частности, ресурс ствола 122-мм гаубицы обр. 1910/30 был установлен в размере 7 тысяч выстрелов, 152-мм гаубицы обр. 1910/30 – 6 тысяч выстрелов, для 76-мм «дивизионки» – 5 тысяч выстрелов. Все упомянутые выше орудия (не считая, разумеется, Б-4) имели практическую скорострельность не менее 3–6 выстрелов в минуту. С необходимыми перерывами для охлаждения ствола наличный запас боеприпасов западных округов технически было возможно отстрелять («выложить», как говорят артиллеристы) за 18 часов светового июньского дня. Одного дня.

Не будем, однако, упражняться более в лукавстве. Вся эта схоластика с расчетом технической «производительности» орудий не имеет ни малейшего отношения к реальным событиям. Войска разрозненными группами разбрелись по лесам. В такой ситуации расходовать боеприпасы по назначению стало некому и единственной альтернативой их срочной эвакуации (или уничтожения) был захват миллионов артвыстрелов противником. Все это понятно. По-настоящему странные события происходят позднее, тогда, когда, казалось бы, шок от внепланового начала войны должен был смениться некоторым восстановлением управляемости, порядка и дисциплины.

Всего во втором полугодии 1941 года боевой расход артвыстрелов к 122-мм гаубице составил 1,78 миллиона штук. Противник же израсходовал на Восточном фронте более 12 миллионов выстрелов к 105-мм гаубице. Даже со всеми оговорками о том, что структура артиллерийского вооружения пехотной дивизии вермахта и стрелковой дивизии Красной армии была различной (у нас было больше минометов и 76-мм пушек), и с учетом того, что снаряд 105-мм немецкой гаубицы был легче (15 кг против 22) и обладал меньшим поражающим действием, нежели снаряд советской 122-мм гаубицы, трагическая картина подавляющего огневого превосходства противника вырисовывается, увы, вполне отчетливо.

Сто выстрелов в месяц

Как такое могло случиться? Может быть, Красная армия потеряла в приграничных боях все орудия и стало просто не из чего стрелять? Нет, орудия (в частности 122-мм гаубицы) отнюдь не закончились. Они и не могли «закончиться», так как сосредоточенные в западных округах вооружения составляли лишь часть (конкретно по 122-мм гаубицам – ровно половину) от общего ресурса вооружений Красной армии. Соответственно, даже полная потеря всей матчасти, сосредоточенной на Западном ТВД, не могла сделать эту армию безоружной.

Не прекратила в воскресенье 22 июня 1941-го свою работу и военная промышленность, в частности главный производитель 122-мм гаубицы М-30 (завод «Уралмаш» в Свердловске) никуда не эвакуировался и выпустил во второй половине 1941 года 1835 гаубиц этого типа. В конечном итоге баланс 41-го по 122-мм гаубицам сложился такой: было на момент начала войны – 8,1 тысячи, получено – 1,9 тысячи, потери – 6 тысяч (в полтора раза больше, чем было в приграничных округах на начало войны), остаток на конец года – 4 тысячи единиц.

Предложить читателям точный временной график наличия и убыли 122-мм гаубиц, причем непосредственно в частях Действующей армии, я не могу. С точностью, достаточной для целей данной обзорной статьи, можно предположить постоянное наличие на фронте не менее 3 тысяч гаубиц. При такой оценке получается, что в среднем одна 122-мм гаубица «выкладывала» в месяц 99 снарядов. Для ровного счета – сто. 1,25 боекомплекта в месяц. В разгар ожесточенных сражений лета-осени 1941 года.

Это не мало, а очень мало. Мало – это установленный директивой Генштаба Красной армии № 5377 от 25 декабря 1941 года лимит расхода артвыстрелов на январь 1942-го, в соответствии с которым ведущим наступление фронтам (Калининскому, Западному, Брянскому) из резервов центра предоставлялось 3 боекомплекта в месяц, а еще 1,5 б/к разрешалось иметь в возимых запасах частей и соединений. Всего 4,5 боекомплекта в месяц. И это исчисленный вовсе не по потребности, а лишь по скудной возможности расход, своего рода «блокадный паек».

Про злосчастное зимнее наступление 1942 года написано уже много книг, статей, даже фильмы сняты. Тема острой нехватки боеприпасов артиллерии, самоубийственных атак на неподавленные пулеметы противника присутствует там постоянно. Об этом вспоминают и уцелевшие рядовые, и маршалы. «Моя записная книжка свидетельствует, – пишет в своих мемуарах К. А. Мерецков (на тот момент – командующий Волховским фронтом), – что запасы армии по боеприпасам позволяли нам расходовать ежедневно в среднем 7 выстрелов на 120-мм миномет и 122-мм гаубицу и 14 мин на 82-мм миномет».

Но ведь даже 7 выстрелов в день – это «целых» 200 в месяц, то есть в два раза больше, чем средний расход 1941 года!

«От жажды умираю над ручьем…»

«А чему же тут удивляться?» – скажет, наверное, сердитый читатель. Да, причину столь бедственного положения «знают все», и что примечательно – традиционная советская историография и «суворовская версия» слились в трогательном единстве при объяснении причин «снарядного голода» 41-го. Разница только в интонациях речи и политических оценках, но по сути дела непримиримые оппоненты едины: главной причиной беды они считают огромные потери боеприпасов, произошедшие в результате «внезапного нападения» в первые дни и недели войны. Простое это объяснение имеет один серьезный недостаток – оно совершенно не стыкуется с известными ныне фактами.

Прежде всего надо вспомнить, что для Советского Союза «приграничные округа» – это не полоска перепаханной земли у пограничных столбов, а нечто гораздо большее. Пять западных приграничных округов по совокупной площади территории превосходили Германию, Польшу, Австрию и Чехословакию вместе взятые. Там были районы, в которых живого вооруженного немца не видели раньше сентября.

Что же касается эшелонирования складов боеприпасов, то лишь 25 процентов боеприпасов западных округов находилось на расстоянии 50–200 километров от государственной границы, а около трети всех запасов находилось на удалении от границы в 400–500 километров и более. К этому остается добавить и тот простой (выше уже упомянутый) факт, что на территории западных округов хранились не все боеприпасы Красной армии и даже не большая их часть, а порядка 44 процентов (по всей номенклатуре артвыстрелов).

В результате в целом за вторую половину 1941 года небоевые потери артвыстрелов – какими бы огромными они ни были в абсолютном исчислении – оказались существенно меньшими, чем фактическая подача боеприпасов в войска. И это неудивительно, учитывая, что в июне 41-го вне зоны боевых действий находилось более половины всего ресурса артвыстрелов, а заводы Наркомата боеприпасов перешли с предвоенного форсированного на сверхфорсированный военный режим работы.

Классический советский 6-томник «История ВОВ», традиционно оглушив читателя катастрофическими цифрами потерь производственных мощностей («с августа по ноябрь 1941 г. выбыло из строя 303 предприятия, изготовлявших боеприпасы»), через несколько страниц скромно констатировал, что «выпуск снарядов для сухопутной артиллерии во второй половине 1941 г. увеличился по сравнению с первым полугодием почти в 2,5 раза!»

Удивительно другое – задыхающиеся от нехватки снарядов войска Красной армии израсходовали боеприпасов вдвое меньше, чем получили!

Это очень странно. Это невероятно странно – попробуйте сравнить количество денег, израсходованных вашей семьей за полгода, с наличным остатком в кошельке… Если верить цифрам, то в январе 1942-го Красная армия могла сметать врага миллионами снарядов и мин, но вот мемуары маршала Г. К. Жукова (на тот момент – командующего Западным фронтом) напрочь разрушают такую благостную картину: «Особенно плохо обстояло дело с боеприпасами… Из-за отсутствия боеприпасов для реактивной артиллерии ее пришлось частично отводить в тыл. Вероятно, трудно поверить, что нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов 1–2 выстрела в сутки на орудие. И это, заметьте, в период наступления!».

Неизбежно возникает вопрос: а можно ли верить всей этой статистике? Сразу же отвечаю: нет, нельзя. В реальности все было еще хуже, и реальный боевой расход артвыстрелов был ЕЩЕ МЕНЬШЕ. Об этом прямым текстом пишут авторы упомянутой выше монографии: «В донесениях, которые поступали в ГАУ, потери боеприпасов во многих случаях показывались как боевой расход. За потери боеприпасов из-за нераспорядительности тех или иных начальников налагались суровые наказания, и чтобы избежать их, потери часто маскировали боевым расходом. Проверить такие донесения в условиях отступления войск было невозможно».

Но может быть, мы просто чего-то не понимаем? Может быть, существует некое неведомое дилетантам правило, в соответствии с которым войска на войне должны расходовать в два раза меньше боеприпасов, чем получают?

Да ничего подобного! Смотрим на ту же статистику, но по 1943 году. Расход гаубичных выстрелов (всех калибров и типов) составляет 96 процентов от подачи в войска, расход 76-мм пушечных выстрелов так и вовсе превосходит подачу (107 процентов), 82-мм минометы израсходовали 79 процентов полученных выстрелов, противотанковые пушки – 83 процента…

Окончание следует.